В заключительной серии «Дадим слово героям!» нашим собеседником стал Сергей — спецпредставитель губернатора Ленобласти в зоне СВО. Он находится в частях, где служат наши земляки, доносит из первых уст, кому мы обязаны мирным небом над головой. Сергей рассказал о фашизме на Украине, поведал, что обижает русских героев на фронте, а также поделился своим мнением, чем закончится СВО.
О себе
Зовут меня Сергей Мачинский. Мне 49 лет. Большую часть жизни прослужил в вооружённых силах — больше 25 лет. Как одно из основных занятий — поиск без вести пропавших незахороненных солдат рабоче-крестьянской красной армии, погибших в годы Великой Отечественной войны. Сначала это было увлечение, потом стало основной деятельностью. Руководил всероссийскими работами, работал здесь — на территории Ленинградской области. Последняя должность до начала СВО — руководитель поисковой экспедиции северо-западного Военно-исторического центра. Сейчас я депутат законодательного собрания. Буквально с сентября месяца. Параллельно с этим — представитель губернатора Ленинградской области по взаимодействию с воинскими частями в зоне специальной военной операции. До избрания являлся помощником губернатора — представителем в зоне СВО.
Представляю интересы области в зоне специальной военной операции. Нахожусь в воесках, где проходят службу наши земляки. Стараюсь организовать. Грубо говоря, это такой мостик между тылом и фронтом, чтобы чаяния и проблемы тех, кто в зоне боевых действий, знали здесь. Эмоциональная моральная история больше в том, что бы люди здесь знали из первых рук, что там война и осознавали, кому мы обязаны тем, что здесь не стреляют.
О фашизме и отношению украинских властей к прорусским территориям
В первый раз на территории Луганской и Донецкой республик я поехал в 2015 году. В тот же год я был в экспедиции в городе Брест (Город на юго-западе Белоруссии — прим.ред). На территории Брестской крепости мы нашли погибшего ребёнка. Ему было около четырёх лет. Он погиб в первые секунды войны. Это было захоронение тех, кого вынимали после боёв из развалин. Тогда вынимали людей, кто даже, наверное, не понял, что началась война. Когда поднимали с земли этого ребёнка, я чётко понимал, что вокруг него были тысячи военных, но никто не смог спасти, потому что кто-то захотел его убить.
Я не могу произносить: «Я был в Украине». Украины как страны не существует. Украина — это колония. Там нет своей власти. Ей управляет Запад. Украина — это Антироссия. Я поехал на территорию Луганска, Донецка, чтобы убедиться в реальность происходящего. Не верил, что фашизм, в принципе, ещё может жить. Не верил, что это может вернуться. Хотел своими глазами убедиться, что то, о чём говорят по телевизору — людей убивают за разговоры на русском — это правда. И я увидел это своими глазами. Увидел, людей, которые встали защищать свою идентичность, своё право быть русскими, потому что их просто убивали за то, что они русские. С этого времени осознал, что фашизм жив. Шли годы. Сначала это были какие-то национальные батальоны — ультра правые отморозки, которые приходили в Донецк как на сафари. Зная слабость ополчения, зная, что за ними стоит весь Запад, они приходили пострелять, поубивать русских. Время их перемололо. Их не стало. Но воспитание убийц превратилось в систему. Те, кого мы видели в начале СВО — батальон «Айдар» (признаны экстремистскими и террористическими организациями и запрещены в России — прим.ред.) — это уже были люди, выросшие на нацистской идеологии. Для властей Украины ещё до 2014 года все юго-восточные территории считались прорусскими. И все, кто приходил к власти на Украине, за исключением в какой-то мере Януковича, считали нецелесообразным вкладываться в развитие этих регионов. Я видел дороги, видел дома. Юго-восток Украины — это такой поздний СССС, если мы не берём войну, а инфраструктуру. Там всё замерло в состоянии 30-летней давности. На тех территориях, где недавно шли бои, сейчас кладут дороги. И не только восстанавливают, но и ремонтируют те здания, которые не трогали последние 30 лет. Для меня яркий показатель — могилы советских солдат. Так вот люди, живя в подвалах, ремонтируют памятники. Духовного там больше, чем материального. И я знаю, что это благодарный край. Там живут очень добрые и честные люди, работящие. И когда закончится война, а завершится она нашей победой, там через некоторое время будет прекрасное место.
О чем говорят на фронте?
Война — это место, где человек виден таким, какой он есть. Здесь мы с вами живём в определённой мишуре. Нам нужно определенно выглядеть, чтобы о нас не подумали плохо. Нам следует совершать какие-то поступки, находясь в какой-то определённой парадигме. Там человек такой, какой он есть. О чём там думают? О том, чтобы быстрее это закончилось. И самое страшное, что не все об этом думают. У меня много товарищей, которых я считаю друзьями — молодые парни, отправившиеся на войну в 17 лет и воюют семь лет. Сейчас это уже офицеры, чья молодость прошла в бою. И эти люди боятся мира. Нам здесь сейчас нужно понимать, что уже стоит начинать думать, как им жить. Эти люди провели с оружием в руках большую часть своей сознательной жизни. О чём говорят? Да о том же, о чём и здесь. О том, что вкусно поели. О том, как были под обстрелом. Молятся. О том, как удалось выжить. Они видят всё. Многих обижает то, что некоторые граждане не понимают, что происходит на фронте, не хотят понимать и знать.
«Я — солдат, а эти люди не должны видеть того, что видел я»
Когда возвращался оттуда, я испытывал дискомфорт от того, что мне хотелось рассказывать каждому встречному о том, что там происходит. Думал, что люди должны жить той войной, также как и мы. Однажды один мой товарищ — молодой парень, который провёл на СВО год не выезжая, во время поездки до аэропорта из зоны боевых действий завёл со мной диалог:
— «А что здесь происходит?»
— «В смысле?»
— «Они вообще знают, что война идёт?»
Для него было шоком, что Москва живёт так же, как жила. Мы ехали долго. Он всё это время оценивал обстановку. И когда я сажал его в самолёт, он озвучил: «Я знаю, почему так. Потому что я сам взял в руки оружие и пошёл защищать вот это их спокойствие. Я — солдат, а эти люди не должны видеть того, что видел я. Это мой выбор». И мне 50-летнему мужику, который большую часть своей жизни привёл в погонах, не удалось этого объяснить, а он смог.
«За новую Россию»
Когда я спрашиваю солдат, за что они воюют, они отвечают:» За новую Россию. Вот я живу и делаю то, что делаю за новую Россию». Без предательства, без лжи, без лицемерия, без того налёта, который долгое время здесь развивался.
За что идёт война?
Есть же мнение, что мы туда полезли, нам же никто не угрожал. Угрожали. Угрожали нам, угрожали нашим детям, угрожали засильем западной позиции, которая нам чужда, отмена всех человеческих ценностей. Наших детей хотели воспитать с одной идеологией — ты главный человек в мире, наплюй на всех. Если надо украсть — укради, если надо обмануть — обмани. Главное — чтобы тебе было хорошо. Мы с этим воюем. Воюем, чтобы этого не было, чтобы наши дети стали лучше, чем мы, чтобы наши дети выросли на истинных ценностях. Европейские ценности, американские, китайские, русские — это бред. Мы все люди. И существуют только общечеловеческие ценности. Они прописаны во всех святых книгах: не укради, не убей, не обмани. А кто-то там решил, что их можно заменить: из мальчика сделать девочку, сказать, что семья, где два человека одного пола — это нормально. Творец сказал, что так нельзя.
Вы считаете себя героем?
Нет. У меня есть герой-друг. Ему присвоен статус героя Российской Федерации. Он — молодой парень, который командуя ротой, захватил плацдарм. Сражался. Был ранен. Родина его отметила. Я считаю, что нельзя назвать себя героем. Мы живём в государстве, поэтому за ним право определить, кто из нас герой. Люди могут определить, кто из нас герой. Сам человек не может считать себя героем, иначе он становится уже антигероем.
О переиначивании истории
Меня воспитывал дед. Он прошёл всю войну. Был лётчиком. Имел 200 боевых вылетов. Его жизненный опыт лёг в основу моего воспитания. Мне было интересно, что он пережил, как пережил, кто его друзья. На каком-то этапе я понял, что являюсь потомком великого человека, великих людей, которые не только выиграли Великую Отечественную войну, но и остались при этом людьми. В 90-е годы, когда, в моём понимании, наступил период безвременья — не стало одной страны, строилась другая. Я увидел, что то, о чём говорил мне дед, всячески пытаются оболгать, вывернуть наизнанку. Основное, чего добивается Запад, переписывая историю и снося памятники советским солдатам, это приравнивание нас к себе. Тем самым говоря, что никакого величия в подвиге наших предков нет, что мы являемся такими же мелкими и меркантильными как весь мир. А я знаю тысячи историй людей, которые погибли за родину и сделали это из любви к ней. И то, что происходит сейчас — это становление новой армии, становление новых людей. В настоящее время в нас просыпается дух победителей — не тех, кто захватывает территорию и убивает из удовольствия, а тех, кто борется за справедливость.
О справедливости
Русские — это единственный, наверное, в мире народ, который не может пройти мимо несправедливости. Наша идеология — справедливость во всё, справедливость в отношениях, честность между людьми. Не знаю, может ли с точки зрения политики и политологии это быть идеологией, но то, за что мы воюем на протяжении многих веков существования нашей страны — это справедливость. Сейчас несправедливо обидели наших людей в Донецке и Луганске, на других территориях. До этого несправедливо относились к людям в Сирии. Несправедливость проявляется и в других точках мира. И если раньше нам хватало сил и возможностей бороться за это везде, то, наверное, что-то с нами произошло, что мы не можем бороться за справедливость во всем мире. Боремся на своей территории за эту справедливость. Люди когда-нибудь поймут, что справедливость — это идеология всего мира и простых людей везде.
Маргарита Константинова